Агата Кристи - Загадочное происшествие в Стайлзе [with w_cat]

Сэр Эрнст Хэвиуэзер грозно поднялся с места:

— Откуда к вам пришло письмо?

— Из Стайлз-Корт.

— Тот же адрес, куда вы отослали пакет?

— Да.

Сэр Хэвиуэзер накинулся на него, как хищник на свою жертву:

— Откуда вы знаете?

— Я… я не понимаю.

— Откуда вы знаете, — повторил защитник, — что письмо к вам пришло из Стайлз-Корт? Вы обратили внимание на почтовый штемпель?

— Нет… но…

— О! Вы не обратили внимания на почтовый штемпель и тем не менее утверждаете, что письмо пришло из Стайлз-Корт! Собственно говоря, это мог быть любой почтовый штемпель?

— Д-да…

— Значит, письмо могло быть отправлено откуда угодно? Например, из Уэльса?

Свидетель признал такую возможность, и сэр Эрнст выразил удовлетворение.

Элизабет Уэллс, младшая горничная Стайлз-Корт, рассказала, как, отправившись спать, вдруг вспомнила, что закрыла парадную дверь на засов, а не только на замок, как об этом просил мистер Инглторп. Она спустилась вниз, чтобы исправить свою ошибку. Услышав слабый шум в западном крыле дома, глянула в коридор и увидела, как мистер Джон Кавендиш стучал в дверь миссис Инглторп.

Сэр Хэвиуэзер расправился с Элизабет Уэллс очень быстро. Под безжалостным натиском его вопросов она стала безнадежно себе противоречить, и сэр Эрнст с довольной улыбкой на лице опустился на свое место.

Затем давала показания Анни. Она рассказала о стеариновом пятне на полу и о том, что видела, как подсудимый нес кофе в будуар миссис Инглторп.

После этого был объявлен перерыв до следующего дня.

Возвращаясь домой, Мэри Кавендиш горячо возмущалась поведением обвинителя:

— Отвратительный человек! Какую сеть он сплел вокруг моего бедного Джона! Как он искажает даже самый незначительный факт, изменяя его до неузнаваемости!

— Вот увидите, — старался я ее успокоить, — завтра все будет иначе.

— Да-а, — задумчиво произнесла она и вдруг понизила голос: — Вы не думаете?.. Конечно же, это не мог быть Лоуренс… О нет! Этого не может быть!

Я и сам был озадачен и, оставшись наедине с Пуаро, спросил, что он думает о действиях сэра Эрнста, куда тот клонит.

— О-о! Этот сэр Эрнст — умный человек, — с похвалой отозвался Пуаро.

— Вы думаете, он уверен в виновности Лоуренса?

— Я не думаю, что он в это верит. Мало того, сомневаюсь, что его вообще что-либо заботит. Нет! Он просто пытается создать неразбериху в головах присяжных, чтобы они разделились во мнениях, будучи не в силах понять, кто из братьев это сделал. Он пытается создать впечатление, что против Лоуренса есть столько же улик, сколько и против Джона… И я далеко не уверен в том, что это ему не удастся.

Когда на следующий день заседание суда возобновилось, первым в качестве свидетеля был приглашен инспектор криминальной полиции Джепп. Его показания были четкими и ясными. Сообщив о предшествовавших событиях, он продолжил:

— Действуя согласно полученной информации, суперинтендант Саммерхэй и я обыскали комнату подсудимого, когда он отсутствовал. В его комоде под стопкой нижнего белья мы обнаружили следующие предметы: во-первых, пенсне в золотой оправе, подобное тому, какое носит мистер Инглторп, — оно представлено здесь в качестве улики; во-вторых, вот эту маленькую бутылочку.

Помощник аптекаря тотчас же подтвердил, что это тот самый маленький медицинский пузырек из синего стекла, содержавший несколько белых кристаллических гранул. Наклейка на бутылочке гласила: «Стрихнина гидрохлорид. Яд».

Другая улика, обнаруженная детективами, представляла собой почти чистый кусок промокательной бумаги, вложенный в чековую книжку миссис Инглторп. При отражении в зеркале можно было прочитать: «…в случае моей смерти я оставляю все, что мне принадлежит, моему любимому мужу, Алфреду Инг…» Эта улика бесспорно свидетельствовала о том, что уничтоженное завещание было составлено в пользу мужа усопшей леди. Затем Джепп предъявил обгоревший кусочек плотной бумаги, извлеченный из камина. Все это вместе с обнаруженной на чердаке черной бородой подтверждало показания Джеппа.

Однако предстоял еще перекрестный допрос.

— Когда вы обыскивали комнату подсудимого? — спросил сэр Эрнст.

— Во вторник, двадцать четвертого июля.

— Точно через неделю после трагедии.

— Да.

— Вы сказали, что нашли эти два предмета — пенсне и бутылочку — в комоде. Он не был заперт?

— Нет.

— Вам не кажется невероятным, что человек, совершивший преступление, прячет улики в незапертом комоде, где любой может их обнаружить?

— Он мог спрятать их в спешке.

— Но вы только что сказали, что прошла целая неделя со дня трагедии. У подсудимого было достаточно времени, чтобы убрать и уничтожить эти улики.

— Возможно.

— Тут не может быть никаких «возможно»! Было или не было у него достаточно времени, чтобы убрать и уничтожить улики?

— Было.

— Нижнее белье, под которым вы обнаружили улики, было толстым или тонким?

— Толстым.

— Иными словами, это было зимнее белье. Совершенно очевидно, что подсудимый вряд ли подходил к этому ящику комода в последнее время, не так ли?

— Возможно, нет.

— Будьте любезны ответить на мой вопрос. Стал бы подсудимый в самую жаркую неделю лета открывать ящик, содержащий зимнее белье? Да или нет?

— Нет.

— В таком случае не считаете ли вы вероятным, что обнаруженные вами предметы были положены туда кем-то другим и что подсудимый об этом не знал?

— Я так не считаю.

— Однако это возможно?

— Да.

— Это все!

Затем последовали показания свидетелей о финансовых затруднениях, которые постигли подсудимого в конце июля… о его интрижке с миссис Рэйкс… Бедной Мэри при ее гордости, вероятно, было очень горько все это слышать! Эвлин Ховард была права, хотя ее враждебное отношение к Алфреду Инглторпу не позволило ей сделать правильные выводы.

Потом для дачи свидетельских показаний пригласили Лоуренса Кавендиша. На вопросы мистера Филипса он ответил, что ничего не заказывал в фирме «Паркинсонс». И вообще 29 июня находился в Уэльсе.

Подбородок сэра Эрнста незамедлительно воинственно вздернулся вверх.

— Вы отрицаете, что заказывали двадцать девятого июня в фирме «Паркинсонс» черную бороду? — спросил он.

— Да.

— Скажите, если что-нибудь случится с вашим братом, кто унаследует Стайлз-Корт?

Грубость вопроса вызвала краску на бледном лице Лоуренса. Судья дал выход своим эмоциям, пробормотав что-то неодобрительное. Подсудимый возмущенно наклонился вперед.

Сэр Хэвиуэзер не обратил ни малейшего внимания на недовольство своего клиента.

— Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос! — настойчиво потребовал он.

— Полагаю, — тихо ответил Лоуренс, — Стайлз-Корт унаследую я.

— Что вы имеете в виду, говоря «полагаю»? У вашего брата детей нет. Наследником являетесь вы, не так ли?

— Да.

— Ага! Так-то лучше! — произнес Хэвиуэзер с жестокой веселостью. — И вы также унаследуете изрядную сумму денег, верно?

— В самом деле, сэр Эрнст! — запротестовал судья. — Эти вопросы не относятся к делу.

Сэр Эрнст, довольный своим выпадом, поклонился и продолжил:

— Во вторник, семнадцатого июля, как я понимаю, вы вместе с другими гостями посетили аптеку госпиталя Красного Креста в Тэдминстере?

— Да.

— Оставшись на несколько секунд один в комнате, вы случайно не открывали шкафчик с ядами и не рассматривали некоторые из них?